Важнее не быть, а казаться. Я же кажусь

Ирина Смирнова

Преподаёт

Ирина Владимировна, как на ваш взгляд, актерское мастерство сейчас актуально?

К своему большому сожалению, не могу не отметить, что в последнее время интерес к занятиям актёрским мастерством в школьном театре поостыл. Мир вокруг становиться практичней. Если это не даёт гарантии для поступления в престижный вуз, то кому это нужно?

Потребность заниматься театральным искусством остаётся. Природа человеческая, как никогда, нуждается сейчас в том, что даёт увлечение актёрским мастерством:

подлинное человеческое общение;

умение слушать, а главное, слышать партнёра;

умение существовать «здесь и сейчас»;

спонтанность, способность к импровизации;

тонкое, обострённое восприятие, образное мышление, богатое воображение и фантазия;

умение управлять своей энергетикой;

пластическая выразительность, богатая мимика, яркая речь…

Этими умениями, навыками невозможно овладеть быстро, мимоходом. Не каждый сегодня позволит себе роскошь тратить себя, если не получает сиюминутной выгоды.

И что в вашем понимании значит стать артистом?

Сейчас существует большое количество различных кастингов для актёров-любителей. Кому-то кажется, что стать актёром легко, стоит засветиться в нескольких ток-шоу в качестве зрителей, в паре незатейливых телевизионных проектах – и ты уже актёр, почти звезда телеэкрана. Только нужно помнить, что к профессии это не имеет никакого отношения. Прежде всего, нужно получить профессиональное образование – в полном его объёме.

Почему вокалисту важно владеть актерским мастерством?

Если ты выходишь на сцену перед зрителями, они смотрят на тебя, слушают, – ты уже актёр. Прежде всего - актёр. И только потом ты хореограф или вокалист, или мим… Ты на сцене – и значит, ты обязан уметь распределять себя в её пространстве. Ты исполняешь чьё-то произведение, того, кто вложил в него свои чувства и мысли, «зашифровал» их в художественном образе этого произведения – значит, ты должен их «расшифровать», сделать сначала понятными для себя, а потом для других. А для этого, кроме твоего чудного голоса, ты будешь использовать всё богатство твоей мимики, жесты твои будут выразительными, и весь твой внешний облик будет дополнять художественный образ произведения. И это если ты один. Но ведь есть ещё и дуэты. И тут уж не обойтись без общения с партнёром, построенного по всем законам органической природы. Это и есть суть актёрского мастерства.

В большинстве упражнений вы используете исторические или литературные примеры. Это для того, чтобы подтянуть уровень знаний или в этом есть какой-то иной смысл?

Я считаю, что без примеров что-то объяснить, донести свою мысль в нашем деле невозможно – в искусстве мы имеем дело с образным мышлением, ассоциациями, метафорами. Мы всегда ссылаемся на то, что было до нас сказано, сделано. С литературой у театра самая тесная связь. А что касается подтягивания уровня знаний, то и без этого не обходиться. Он, уровень в смысле, часто оставляет желать лучшего.

Что для вас является главным достижением в творчестве?

Уважение коллег, учеников. В любой профессии важно «быть», а не «казаться». Для меня по-прежнему слова Бориса Пастернака «Цель творчества - самоотдача, а не шумиха, не успех…» остаются актуальными. Может быть, я старомодна, но это моё искреннее убеждение. Не хочу тратить время на добывание званий и наград. Я люблю сочинять свою «вторую реальность» на сцене и оживлять её. Увидеть воочию придуманный тобой мир и сказать, что это хорошо! С чем можно сравнить такое удовольствие?

Мастер-класс от Ирины Смирновой

Мне очень нравиться одно упражнение, которое тренирует почти все элементы действования*:

Участники тренинга садятся в круг. Педагог даёт одному из участников мяч и предлагает бросить его кому-нибудь из товарищей, и назвать при этом любое число до ста, предположим – «двадцать шесть». Тот должен поймать его и немедленно отправить другому играющему, повторив цифру, следующую за той, которая была названа, в нашем случае – «двадцать семь». Далее он сразу должен назвать ещё и второе число – любое, кроме тех, что находятся рядом с названным (позади и впереди). В данном случае запретные числа «двадцать шесть» и «двадцать восемь».

Это условие вводится, чтобы исключить автоматизм мышления и заставить учеников в игре более энергично и подвижно мыслить в процессе общения.

Тот, кто нарушает правило, должен встать за своим стулом и следить за играющими, и если обнаружит ошибку, меняется местами с тем, кто её совершил. Больших пауз в игре не должно быть. Мяч в руках долго не держать, числа должны звучать в одном темпоритме.

Если партнёр не поймал мяч, то проигравшим считается тот, кто его бросал, а значит, именно он встаёт за свой стул и продолжает игру, наблюдая за играющими. И мяч, и число должны долетать до партнёра! В упражнении необходимо соединить поступок – полёт мяча и поступок-слово, число. Чтобы продуктивно и целенаправленно воздействовать на собеседника, необходимо затратить максимум усилий. В голове должна созреть модель словесного поступка, сформулироваться мысль и возникнуть объект, которому эта мысль будет адресована.

После того, как это упражнение будет хорошо получаться, можно его усложнить.

Например, предложить играющим обмениваться числами, рассказывая детскую сказку.

Вспомнила к месту Л. Н. Толстого: "…на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того, чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. Нет ни ничтожного, ни важного, все равно…"

Страшно быть пустышкой, видеть собственную никчемность за нагромождением многих слов, дел, вещей. Мучительно казаться, а не быть.
Куда бы я не двинулась, всегда на задворках души я вижу, как в кривом зеркале, большой мыльный пузырь. В этом отражении даже благородные страдания от осознания такой правды приобретают смешной и глупый характер, становятся очередной попыткой выглядеть лучше, значительнее, что-то из себя представлять.

Любое слово, поступок отравлен тщеславием. В самых лучших порывах, самых светлых побуждениях найдется нотка самолюбования: "Вот, какая я хорошая". Эта едва уловимая примесь сводит на нет все усилия и превращает светлый праздник, где должно быть торжество духа, в балаган и кривляние.

Это личная бездна, куда я погружаюсь, как только решаюсь быть более честной с собой. Хотя бездна, пожалуй, слишком сильное слово.
Так бывает не всегда, и, чаще всего, я нахожу повод отвлечься, убедить себя, что чего-то стою, делаю что-то значимое.
Какая же все это глупость.
_______________

Наверняка есть что-то истинное внутри, иначе душа не тосковала бы так, не металась.
Я хочу найти свое небо, свою высоту. Но не громкую, не шумную, не на показ. А тихую, неприметную для других, такую, что будет освящать все мое внутри.
Это тонкая радость души, которую не могут вызвать никакие внешние вещи.

Но как отделить зерна от плевел?
_______________

Первый шаг на пути к этому — смирение. Сложное для ума понятие и вызывает большое количество смысловых искажений. Часто смирение называют "принятием", но на мой взгляд, это представление более узкое.

Смириться, значит освободиться от иллюзий. Реальная картина жизни сталкивается [в нашем воображении] с представлениями о том, кем или какими мы должны быть. Попытка соответствовать образу, является настоящим внутренним насилием, которое мы совершаем над собой ежесекундно и откуда рождается большинство целей.
Смирившись, человек прекращает сопротивление, видит мир ясно и признает каждый момент как есть.

В смирении заложена глубокая исцеляющая сила, возможность освободиться от чувства вины.
Человек перестает судить себя и других, он легко прощает миру его несовершенство.
Но прощать, не значит игнорировать дурное или ложное. Желание быть лучше, взращивать в себе нравственность, раскрывать способность к любви, к состраданию — это базовая потребность души и основа для ее развития. Когда такое стремление идет под руку с чувством смирения, оттуда исчезают гордыня и тщеславие, качества, которые все портят противоположны настоящему смирению; здесь очень тонкая грань, которую трудно и, даже наверное, нельзя передать в словах, но можно почувствовать через опыт.

Как только мы недовольны собой или тем, что получаем, сразу смотри: нет смирения. Значит уже повисла в голове картинка с которой себя сравниваем и морщимся.
Когда сердце смирилось, мы делаем то, что нам по силам, спокойно идем вперед и благодарим за все, что у нас уже есть, даже за ошибки.

Я ищу свою высоту. Иногда ясно чувствую, как прикасаюсь к чему-то прекрасному, невыразимому. Но бывает погружаюсь в полную темноту, и тогда смирение помогает находить дорогу обратно; я начинаю испытывать глубокую любовь к себе, к людям, миру вокруг, к Богу. И страдание исчезает.

Почему школа иезуитов до сих пор лучшая в мире?

– Что меня удивляет в России? – говорит отец Штефан и улыбается. – Если ребёнок болеет, его мама говорит: «Мы уже две недели болеем!». Я часто слышу такое… Но всё-таки это же не она болеет.

Отец Штефан Липке – директор католического Института св. Фомы в Москве. Он принадлежит к ордену иезуитов или Обществу Иисуса и вплоть до прошлого года преподавал английский язык в католической гимназии Томска. Это единственная гимназия в России, где преподавание и воспитание учеников основано на принципах знаменитых иезуитских школ.

Когда о. Штефан удивляется нашему речевому обороту «мы болеем», его удивляет не русская грамматика, а наше отношение к личности – для иезуита здесь слишком много коллективизма и слишком мало отдельного человека. А вся иезуитская школа всегда про это – про личность, про пафос умного, взрослого, самодостаточного человека.

Эти ужасные иезуиты!

Как это часто бывает, иезуиты очень часто страдали от того, что делали свою работу хорошо. Иезуитские школы, появившиеся ещё с лёгкой руки основателя ордена Игнатия Лойолы в середине XVI века, ругали и протестанты, и гуманисты. Вольтер, закончивший иезуитский колледж, со свойственной ему иронией замечал, что «отцы научили меня лишь немного латыни и глупостям». Впрочем, ревность гуманистов и протестантов вполне понятна – потенциальные ученики валом уходили от них к иезуитам. Почему? Потому что, как говорил Френсис Бекон, «следует брать пример со школ иезуитов, ибо ничего не может быть лучше их».

Иезуиты были первыми в Европе, кто задумался о системном и последовательном образовании, причём не религиозном, а светском

И это действительно так. Иезуиты были первыми в Европе, кто задумался о системном и последовательном образовании, причём не религиозном, а светском. Если даже оставить в стороне тему школьных учебников, которые появились впервые именно в иезуитских школах, нам останется самое главное – иезуиты первыми, если не сказать последними, научились формировать личность ученика в соответствии с чёткими моральными целями. Именно этот факт послужил причиной некоторого мистического ужаса, которым окружён орден. Впрочем, этот ужас связан только с тем, что иезуиты просто очень хорошо выполняют свою работу.

Несмотря на некоторый скепсис о. Штефана, иезуитам есть, за что благодарить коллективистскую Россию. Когда в 1773 году папа Климент XIV распустил орден, Екатерина II запретила читать указ папы на территории России и тем самым спасла орден. Особо любви к иезуитам Екатерина не питала, но имела свой расчёт. Она надеялась, что иезуиты помогут ей наладить российское образование. Иезуиты в долгу не остались и образование наладили. Уже после смерти Екатерины в Петербурге появился иезуитский колледж. Он процветал вплоть до скандала, разразившегося в царствие Александра I. Тогда крупный государственный чиновник князь Голицын, выпускник иезуитского колледжа, перешёл в католичество. Это было уже слишком и бедных иезуитов попросили вон из страны.

– Иезуиты умели воздействовать и убеждать, – говорит историк религии Борис Филиппов. – Вот смотрите. Одно время в Италии на Сицилии процветала жуткая коррупция. Власти обратились к папе с просьбой помочь. Папа послал на Сицилию пятерых иезуитов. Что они могли сделать? Только одно – организовать школу. И они её организовали. Через 15 лет выпускники этой школы выиграли все местные выборы и заняли ключевые позиции в администрации острова. На этом коррупция на Сицилии была практически уничтожена. Эти выпускники были просто не в состоянии даже подумать о том, чтобы принять взятку. Понимаете, что такое иезуитская школа?

Со времён Игнатия Лойолы мало что изменилось. Иезуитские школы как были лучшими школами в мире, так ими и остались. Беда только в том, что их мало. К шестидесятым годам прошлого века в них училось меньше миллиона учащихся по всему миру. В России в единственной иезуитской гимназии учится всего пара сотен детей.

Иезуиты для элиты?

– А правда, что иезуитские школы – это образование для элит? – задаю я коварный вопрос о. Штефану.

– Так было раньше. Отчасти. Но сейчас уже нет, – отвечает о. Штефан, – Игнатий (Лойола – ред.) с самого начала требовал, чтобы все школы были бесплатными. Но понятно, что все равно там учились дети образованного сословия. С XIX века школы стали платными, потому что стало трудно найти благотворителей. Сейчас все зависит от платы за обучение. Если государство поддерживает школы, как в Германии, то наше образование там почти бесплатно. Но во многих странах такой поддержки нет и тогда это дорого.

Обучение одного ученика в иезуитской школе стоит от 1 до 4 тысяч евро в месяц. Кстати, наше государство поддерживает все лицензированные учебные заведения, поэтому стоимость обучения в Томской гимназии составляет всего 6 тысяч рублей в месяц.

Как учат иезуиты

– Есть такое выражение «июньская температура», – говорит о. Штефан. – Это когда перед экзаменами все начинают учиться, потом сдают экзамены и все забывают. Это не про нас.

Им важно, чтобы каждый отдельный ученик понял и полюбил все, что изучается в школе

Иезуитская школа всегда работает с каждым учеником в отдельности, а не с массой. Иезуитам совершенно безразлична формальная отчётность и, так сказать, валовые показатели. Им важно, чтобы каждый отдельный ученик понял и полюбил все, что изучается в школе.

– Говорят, что это иезуиты придумали оставлять учеников на второй год, – улыбается о. Штефан. – На самом деле это не так. Это началось в Парижском университете ещё до нас. Но мы исходим из того, что ученику нельзя переходить к следующему материалу, если он не усвоил предыдущий. Мы хотим, чтобы он понял что-то очень важное, базовое в любой науке. Чтобы он не просто запомнил что-то, а лично встретился с этой наукой. Пока этого не происходит, дальше двигаться нельзя.

Формировать, а не информировать – это один из принципов иезуитского воспитания

Формировать, а не информировать – это один из принципов иезуитского воспитания. Поэтому учат монахи не экстенсивно, а интенсивно, то есть глубоко. Иезуитская школа – это, с одной стороны, очень медленная школа, а, с другой, – очень быстрая. Как смотреть. Монахи придерживают принципа «лучше меньше, но глубже». Поэтому ученики не информируются в быстром темпе о массе разных вещей, а обстоятельно изучают каждый предмет. Самое интересное, что для такого обучения много времени не требуется. По правилам ордена учебный год в школе длится не более 180–190 учебных дней (в нашей школе учебный год составляет 210 дней) и постоянно прерывается школьными лагерями, праздниками, экскурсиями. Каждый день ученик находится за партой не более 5 часов. Вечную головную боль российского учителя о том, как успеть пройти всю программу, иезуиты снимают одним лёгким движением руки, просто сократив программу.

– Конечно, во всех странах есть свои стандарты, и мы должны соответствовать, – вздыхает о. Штефан. – В России очень перегруженная школьная программа. Мы в рамках возможного делаем все, чтобы её как-то уменьшить.

Они умеют главное – свободно и самостоятельно использовать свои знания

Результат такого «легкомыслия» сказывается в институтах, уже после окончания школы: выпускники иезуитов всегда бывают удивительно успешны. И не потому что очень много знают, а потому, что знают очень хорошо. Они умеют главное – свободно и самостоятельно использовать свои знания. Напомним, что Россия при своём уникальном опыте качественного массового образования плетётся в самом конце списка по результатам PIZA – международного теста на умение школьников практически применять свои знания. У иезуитов с этим нет никаких проблем – если школьник не научился работать и думать самостоятельно, это значит, что мы просто сотрясаем воздух, считают монахи.

Латынь или математика?

Традиционная иезуитская школа – это школа гуманитарная. И хотя иезуиты очень гордятся, что первые в XVII веке ввели в курс среднего образования астрономию, все-таки главными предметами в колледжах всегда оставалась латынь и языки. «Родители часто говорят: “Если наш ребёнок не научится высшей математике, как он поступит в колледж, как он станет инженером?”, – пишет отец Тирни в трактате «Учитель и обучение» 1915 года. – Ответ таков: если ваш ребёнок правильно сформировался к 18 годам и умеет мыслить, он может поступить в любой колледж и заниматься любыми предметами по своему выбору. Это значит, что мы обучили его базовым вещам. Если человек знает алгебру и знает её хорошо, у него не будет проблем с анализом в колледже».

Самостоятельность – одно из важнейших понятий иезуитского образования

Иезуиты придумали специальный термин для описания базового принципа собственного образования – «совершенное красноречие». В понимании иезуитов это способность правильно организовывать свои знания и выражать их в совершенной форме в устной и письменной речи. Латынь и языки – это обучение культуре в самом широком значении этого слова: умение ценить яркую мысль, чувствовать красоту и точность её словесного оформления и уметь порождать её самостоятельно.

Самостоятельность – одно из важнейших понятий иезуитского образования. Вообще иезуитский учитель – это не тот, кто долго и нудно читает лекцию. Учитель присутствует на уроке только для того, чтобы инициировать желание и способность ученика мыслить. Как это делается? Во-первых, учитель задает дома прочитать тему следующего урока и самостоятельно ее изучить. Во-вторых, учитель должен приучить каждого ученика генерировать мысль в течение урока.

– Если к нам переводились ученики из других школ, они поначалу очень возмущались – почему меня спрашивают на каждом уроке? – говорит о. Штефан. – Но уже через один-два месяца они понимают, зачем это нужно, и наоборот сами рвутся отвечать.

Где личность?

В документе Ratio Studiorum, регулирующем правила жизни в иезуитских школах, говорится: «Развитие интеллектуальной способности учащегося есть основная задача школы. Однако это развитие примет искажённый и даже опасный характер, если оно не будет подкреплено и дополнено упражнением воли и формированием характера».

– Мы должны научить наших детей быть, а не казаться, – скромно сообщает о. Штефан.

Учитель-иезуит находится со своими учениками не только на уроке, но почти постоянно

Для этого, считают иезуиты, нужно относится к ученикам как к книгам, которые надо обязательно прочесть. Иезуиты – монахи. Они работают не за зарплату, а по призванию и послушанию. Им не жаль личного времени. Учитель-иезуит находится со своими учениками не только на уроке, но почти постоянно. Каждого из них он должен понять и узнать. Более того, узнавание ученика учителем всегда связано с тем, что и ученик узнает сам себя.

– Когда к нам приходят ученики, мы их всегда спрашиваем, как им удобно заниматься, когда надо побыть в одиночестве, когда надо отдохнуть, – говорит о. Штефан. – Все дети разные, все по-разному воспринимают. Мы должны сами это понимать и научить ученика прислушиваться к себе и понимать себя.

Традиционные иезуитские школы – это школы-интернаты. За эти интернаты иезуитам очень доставалось в прошлом. Злопыхатели утверждали, что коварные иезуиты таким образом полностью подчиняют учеников своей воле, что в школах царит дух доносительства и взаимной зависти. Однако сами ученики не жаловались. И понятно почему. Иезуиты были первыми, кто отменил телесные наказания в школах. Дисциплина в школах всегда была очень мягкой. Уподобиться Христу в милосердии – эта задача для иезуитских учителей имела прямое методологическое следствие: уважение учеников и строгая дисциплина достигается не страхом, а любовью.

Любовь невозможна без взаимной заинтересованности. Вот что говорит о. Тирни: «Учителя больше уделяют внимания не формированию интеллекта, а формированию души и характера. Поддержание близких отношений есть средство вдохновлять учащихся, формировать высокие идеалы, учить своим примером в духовном и в интеллектуальном отношениях… Какую роль должен играть учитель в формировании характера ученика? Вообще говоря, он должен добиваться и усвоения принципов, и формирования навыков. Это требует от него постоянной активности и непростого, но определенного знания. Простого знакомства с распространёнными слабостями человеческой природы недостаточно. Надо хорошо знать каждого мальчика и каждого учить индивидуально. Иначе это обучение будет бесполезным сотрясанием воздуха».

Учитель в иерархии иезуитов стоит очень высоко. Чтобы приступить к самостоятельной работе в школе, обычный монах должен пройти курс длиной в 11 лет. В Томской гимназии таких преподавателей только двое. Да и всего-то в России проживает только одиннадцать иезуитов – холодно и трудный язык. Но приглашая преподавателей из обычных школ, о. Штефан сразу объясняет местные правила: надо не только провести урок, но находиться с детьми постоянно, надо внимательно прислушиваться к каждому и оперировать не успеваемостью, а личными успехами каждого ученика.

Традиционная практика требует, чтобы изучение каждого очередного литературного произведения заканчивалось спектаклем, который ставят сами ученики

– К нам довольно много учителей приходило, – говорит о. Штефан. – Но очень мало оставалось. Уже через пару месяцев становилось понятно, что человеку тяжело так работать, и он уходит.

Иезуиты очень рано поняли то, о чем школьные психологи начали говорить недавно: лучше всего знания усваиваются в процессе общего дела, которое всех страстно интересует. Поэтому иезуиты придумали школьный театр. Традиционная практика требует, чтобы изучение каждого очередного литературного произведения заканчивалось спектаклем, который ставят сами ученики. Нетрудно догадаться, что эта перспектива придаёт урокам литературы особенный азарт.

Оценки: с ними или без них

Ещё одна претензия к иезуитам – оценки и дух соперничества. Гуманистическая педагогика требует оценки отменить и дух соперничества из школы изгнать, ибо и первое и второе травмирует детей. Иезуиты придерживаются другого мнения. Оценки они ставят и дух соперничества приветствуют. Каждый месяц ученики пишут конкурсное сочинение и выбирают победителя. Во всех, даже самых мелких занятиях, всегда есть тот, кто особенно отличился и кого надо обязательно похвалить. Это заставляет остальных подтягиваться. Такое соперничество вовсе не приводит к травматичным результатам, чего боятся педагоги-гуманисты. Напротив, ученики становятся удивительно отзывчивы к чужим успехам.

– Моя задача, – говорит о. Штефан, – научить их радоваться, когда у другого что-то получается. И знаете, я смотрю на них со стороны, особенно в школьных лагерях, во время подготовки к спектаклям, и вижу – да, они радуются успехам своих товарищей! Искренне радуются! Значит, мы их чему-то важному научили.

В погоне за иллюзорным статусом и популярностью человек забывал хотя бы изредка останавливаться, чтобы взглянуть на свое отражение. Он хотел казаться лучше, чем он есть на самом деле. Что плохо в этом? Но через время уже совсем нельзя понять, что есть «Я», а что – лишь еще одна маска, которую «Я» натянуло на себя из лучших намерений.

Человек собирал эти маски всю свою жизнь. И однажды он осознал, что время на исходе, но вместо него жил кто-то другой. Ведь истинное «Я» так и не было открыто миру. Он боялся и скрывал то, что действительно имело значение. Он не дал проявить себя тому, ради чего был рожден. Он набросил на свою душу покрывало страха неприятия. И теперь он страдает, ведь на самом деле у него нет ни друзей, ни врагов…

Что проще: быть или казаться?

Что нас толкает придумывать себе образ за образом, что заставляет нас отказываться от своей сути? У человека есть лишь он сам, так почему и ради чего он пытается забыть это?

Говорят, казаться легче, чем быть. Но так ли это? Сколько энергии мы расходуем на поддержание определенного ореола?

Неуверенный в себе парень старается скрыть свою неуверенность и выбирает маску противоположную своему качеству. Однако, если в человеке есть уязвимое место, попытки решить эту проблему таким образом выглядят смешно и глупо. Наши истинные достоинства и недостатки исходят изнутри. Люди словно источают уверенность, обаяние, интеллектуальность, успешность. Когда неуверенный в себе парень хочет обмануть всех вокруг, ему приходится кривляться, дабы поддержать желаемый образ внешним поведением. И он начинает вести себя откровенно грубо и вызывающе. Он не знает, что такое настоящая уверенность, ведь он ее не чувствует. Тогда он просто одевает маску другой крайности, заменяет неуверенность чрезмерной самоуверенностью. Одно асоциальное качество прикрывает другим.

Результат такой подмены, очевидно, не принесет хороших плодов. Ведь эта клоунада не может выглядеть естественной. Наш неуверенный в себе парень допускает высокомерные и дерзкие высказывания, стараясь вызвать страх и уважение, а получает в ответ агрессию и непонимание.

Когда человек играет роль, его внешнее поведение противоречит внутреннему состоянию, и это приводит к нервному напряжению. Подсознание всегда знает правду и его невозможно обмануть или заставить замолчать. Таким образом, сталкиваясь с нежелательной реакцией от игры в самоуверенность, человек получает двойную порцию стресса. Так может, лучше быть тем, кем ты есть, и не пытаться казаться лучше?

Как мы убеждаем себя во лжи

Иногда мы настолько заигрываемся, что сами начинаем верить в свой образ. Тогда нить, ведущая к истинной причине нашего неестественного поведения обрывается, и формируется новый комплекс. Потому так часто заниженная самооценка часто живет в одной личности рядом с чувством завышенной важности, жестокость рядом с ранимостью, заносчивость рядом с неуверенностью.

Мы можем убедить себя в чем угодно, но лишь на время. Если внутренний конфликт не решен, он рано или поздно вернется. И нам придется опять делать выбор: начинать распутывать клубок наших комплексов или придумать себе еще несколько защитных шаблонов поведения, чтобы хотя бы на какое-то время отдалить момент осознания своего несовершенства.

Человек идет по дороге жизни. Когда по каким-то причинам ему становится больно, он придумывает себе образ. И этот образ помогает ему идти дальше. Так, сталкиваясь с осуждением, он одевает на себя маску. Возможно, это будет маска бунтаря, возможно, пофигиста, а может быть, моралиста. В любом случае, это попытка казаться, но не быть. Человек придумал для себя алгоритм поведения, наиболее подходящий для защиты от внешнего мира. Но разве может человек продумать все? Пройдет время и что-то напомнит ему о боли неприятия. Кто-то найдет его мораль несовершенной, кто-то поднимет на смех его натуру бунтаря, и маска равнодушия окажется бесполезной, когда тот, кто важен для него не примет и разделит его взглядов. Что может сделать человек? Укрыться под еще одной драконовой шкурой? А может, все же не отвергать свою сущность и помочь себе?

Быть

Нам кажется, что мы сильны и независимы, но почему мы впадаем в депрессию от того, что люди нас не понимают? Мы кричим о своем свободомыслии, но почему нас тревожит, что подумают окружающие? Мы заявляем о своей уникальности и оригинальности, но видим ли мы сами какую-то идею в нашем творчестве?

В жестокой борьбе с самой собой я искала ответ годами, «кем надо быть». И если правильнее быть собой, то кто же «Я»? Порой, нам так страшно показать себя миру. Мы боимся, что нас не примут, и этот страх заставляет нас искажать и деформировать собственную индивидуальность.

Когда человек принимает себя, он принимает весь мир. И для него больше не существует неприятия. Для того, кто выбирает быть, а не казаться, чужда гордыня и ненависть. Пороки не существуют там, где нет сравнения.

Теперь я понимаю, быть собой – это проще, чем казаться кем-то. И теперь я делаю лишь то, что идет из моей души. Нет смысла стыдиться, нет смысла страдать от осуждающих взглядов, когда ты – это ты. Ты все равно не сможешь себя обмануть, но и не за чем. Человек – прекрасен и уникален. И все, что идет из его глубины, наполнено смыслом и красотой. А тот, кто смотрит осуждающе, просто не понимает этого, просто он сам не снял свои маски.

Сколь многие из нас предпочитают выдвигать на первый план то, что на самом деле ничего не значит?

Сколь многие из нас позволяют собственным скрытым интересам брать верх над теми, за кого мы отвечаем?

И не бываем ли мы более сердечными и справедливыми по отношению к чужим, чем к самым нашим близким — тем людям, которые значат для нас куда больше, нежели чужаки?

Не приносим ли мы успех долговременный в жертву сиюминутному успеху? И неужели мы на самом деле ценим внешний блеск, мишуру успеха превыше мира в душе и удовлетворенности реальной пользой, которую можем принести?

Стивен Кови считал, что истинное величие — это такой успех, который сопровождает настоящий вклад человека. Напротив же, внешние признаки успеха — положение в обществе, популярность, имидж — это суть величие ложное. И когда вы наблюдаете за поступками и поведением знаменитостей, известных спортсменов, крупных боссов, киноактеров и прочей подобной публики, вы видите блеск ложного величия.

Истинное величие — оно внутри, оно не бросается в глаза. Истинное величие — в самой сути человека. Величие ложное носит внешний характер.

Жизнь многих из нас полна проблем, разочарований, неудовлетворенности. Но то, что выдается за «решение», на самом деле — лишь некие поверхностные средства. Эта же книга предлагает настоящее исцеление в мире, где правят обезболивающие.

Из вступления Шона Кови

Эта книга представляет собою собрание некоторых из эссе моего отца — в книгах они никогда раньше не публиковались и не так хорошо известны, как другие его работы.

Но в этих эссе сохранился его голос — глубокий, проникновенный. Готовя их к печати, мы практически ничего не меняли — они остались такими, какими были, только что выйдя из-под его пера. Мы просто расположили их в таком порядке, чтобы получился последовательный рассказ о том, как прожить жизнь, исполненную истинного величия.

Некоторые из этих эссе были написаны, когда отец работал над «Семью навыками высокоэффективных людей», и это потрясающе — наблюдать, как то, что было впервые им сформулировано в этих набросках, превратилось потом в идеи, изменившие мир бизнеса и жизни многих миллионов. И все же это — не вариант «Семи навыков».

В этой книге вы встретите удивительные и вдохновляющие размышления о том, как от дешевой мишуры того, что зовется «успехом», перейти к жизни осмысленной, полной душевного спокойствия, удовлетворения и мудрости.

Для кого эта книга

Для всех, кто хочет быть, а не казаться.

Для поклонников творчества и мудрости Стивена Кови.